9 декабря - Международный день памяти жертв преступления геноцида. Спас кусок говяжьего жира
Во время Великой Отечественной войны в нашем районе частично или полностью было сожжено более ста деревень. Жестокая нацистская рука не просто стерла множество домов на родной земле: она безжалостно переписала истории жизни тысячи людей, украла счастливое детство у сотен рогачевских ребят. Одним из таких мальчишек был Сергей Благочинный, которому пришлось в восемь лет почувствовать пронзающий до костей холод и тошнотворный запах заживо горящих человеческих тел под ужасающие крики…
Родился Сергей Артемович в деревне Вишенки, которая впоследствии была переименована в Новые Колосы. В дружной трудолюбивой семье воспитывались пятеро прекрасных детей: наш герой рос в окружении сестры Натальи и троих братьев – Петра, Владимира и Ильи. Перед самой войной в их дом постучалось невыносимое горе: от болезни умер младший сын. Не успели родные прийти в себя, как на пороге появились гитлеровцы.
– Я свое детство помню в основном с военных времен, – начал свой печальный рассказ рогачевец, который в октябре этого года отметил 91 год. – Немцы были в Рогачеве, а в нашей деревне назначили старосту, полицейских и просто приезжали контролировать. Нас выгнали из дома, оккупанты заставляли резать и колоть им дрова. Матери привозили муку, чтобы пекла хлеб. Одного брата забрали, а Петро вначале был партизанским связным, а после вовсе ушел к ним в сопротивление. Немцы разными были: кто-то мог дать хлеб с маслом иногда, а кто-то – сигареты. Так научили нас курить, я бросил только на пенсии.
Когда в Рогачев пришли советские освободители, в Вишенках еще держали оборону немцы. Каждый день местные жители просыпались от гула снарядов. Многие ребята так к ним привыкли, что бегали смотреть, хорошо они взрываются или плохо из-за сырой земли во время разлива Друти.
– В 1944 году, число точно не скажу, немцы ночью начали нас выгонять из домов. Вег-вег-вег! – проживал заново годы военного лихолетья Сергей Артемович. – У нас лошадь забрали, но была еще у брата отца. Дядька запряг ее, нас посадил – поехали. Очень темно было, ничего не видно. Выгнали на шоссе в сторону Бобруйска, потом повернули в сторону Заболотья. Первая деревня, вторая… Стало немного рассветать. Дядька посмотрел – колонна большая идет, несколько тысяч, а самих немцев не видно. Мы тихонько свернули и заехали за сарай. А все пошли дальше. Постучались в дом к людям – нас пустили пожить. Где-то через неделю поднимаемся утром – за окном март, солнце такое красивое! И лошади стоят возле каждого дома, где были беженцы. Хозяев немцы не трогали, а остальных забрали и увезли по грязи в Красный Берег. Пробыли мы там дня два-три, из еды – суп непонятно из чего. Нас спас говяжий жир. Благодаря ему мы выжили здесь и на болотах. Мама знала, что корова все равно пропадет, зарезала ее, мясо не знаю, куда делось, а вот жир она перетопила, положила в мешок – и мне на плечи. Немцам он не нужен был, жесткий, а я отломаю, пожую – вкусно!
Пришел поезд – и людей начали загружать в вагоны. Ехали ночь, день – потом долго стояли. Куда везут, никто не знал. Возникло ощущение, что и сами немцы не до конца понимали, куда девать «низшую расу».
– За все время нам на весь вагон бросили четыре булки хлеба. А воды не давали. Когда поезд стоял, женщины чистили снег и нам в окна бросали, чтобы утолить жажду, – вспоминал наш земляк. – На следующий вечер поезд остановился, и нас начали выгружать. Кто не мог сам, то за руки и ноги выбрасывали. Вокруг поле, ничего нет. Часть немцев нас окружила, остальные стали разжигать костер. В поезде было четыре вагона с больными. Их начали бросать в костер. Живыми… Кто выскакивал – ловили, и опять в огонь. Когда он начал потухать, нас погнали дальше по грязи.
Гнали людей почти ночь, дали возможность немного поспать в глубокой канаве. Как оказалось, это был первый лагерь. Позже пленных разделили: молодых ребят и сильных мужчин забрали, а детей и стариков погнали дальше.
– Во втором лагере немцы сожгли в бочке все наши деньги и документы. Забрали хорошую одежду и обувь. Еще в Вишенках я залез на чердак вражеского склада и с помощью проволоки достал себе и маме сапоги. У меня их не заметили, маленький, ног не видно. А у матери отобрали. Я подхожу и говорю: «Мамочка, как же ты будешь босой?!» И отдал ей свою обувь. Сам сел, ноги в носочках вытянул и, когда мимо проходил немец, заплакал: «Пане, холодно!» Он мне принес сапоги: сначала немецкие, которые я не смог натянуть из-за колодок, а потом русские, – продолжил историю бывший узник концлагеря. – Предпоследний лагерь располагался на горе среди сосен. Помню, легли – и так было хорошо спать, тепло! Это ночью снег пошел, нас укрыл. И вот погнали нас на «Пинские болота» – в Озаричи. Мы там были неделю. Самые ужасные семь дней. Пили грязную, гнилую воду желтого цвета, за все время один раз машина с хлебом приехала. Твердым, как кирпич, из опилков и костной муки. В людей просто сверху его бросали, как скоту. А народу – жуть! Все хотят есть. Я до сих пор не понимаю, как словил булку. Когда прибежал второй раз, машина была уже пустой. Люди начали расходиться, и я увидел на земле голую женщину: наверное, упала, а толпа затоптала ее, ногами сорвали одежду. Это было ужасно. Как-то утром побежал по горкам, смотрю: тут дети лежат, там дети лежат… Очень много детей, глаза открыты – мертвые…
Сергей Артемович во время всего рассказа пытался сдержать эмоции, но глаза выдавали его переживания и иногда они наполнялись слезами от воспоминаний…
Через неделю в концлагерь смерти пришли советские солдаты, которые попросили не торопиться и ждать, пока они разминируют поля. Многие узники, которые жили в деревнях неподалеку, нетерпеливо побежали домой – и половина из них навсегда осталась в болоте.
– Когда наконец открыли ворота наши, радости не было предела. На пару дней нас подселили к местным жителям ждать поезда. Сразу привезли в деревню под Гомелем. Однажды мне стало плохо – заболел тифом. В Озаричах нас всех им заражали, чтобы мы передали инфекцию солдатам. Я лежал в больнице, после карантина трудно было ходить, но все закончилось хорошо. Без денег, без документов, даже справки никакой не дали, мы пришли в Столпню. В Вишенках еще были немцы, поэтому сразу домой не пошли. Работали в колхозе, а однажды попросили советских солдат подвезти нас до Гадиловичей. Там мы переночевали, потом пошли через Днепр в Кистени и Мадору. Жили у людей 1,5 недели. Мама помогала на пекарне, за это нам давали хлеб. Наконец, освободили родное село. Вернулись мы в Вишенки – а там одни трубы стоят, дымоходы… – подытожил историю войны из детства рогачевец.
Люди начали строить жизнь с нуля. Есть нечего, тяжело было стать на ноги, но справились. Позже вернулся брат Владимир, а вот Петра семья не дождалась с войны…
В 1952 году Сергея Артемовича призвали в армию. Три года рогачевский десантник отдавал честь Великой Родине в Костроме. За плечами бравого сержанта 36 прыжков и множества медалей. Но главную награду нашему герою судьба подарила позже – это крепкая и дружная семья. Любимая супруга родила ему троих замечательных наследников. Сергей Артемович добросовестно работал на молочноконсервном заводе, в автопарке, построил своими руками дом и прожил счастливую жизнь. Стараясь сделать все, чтобы его страна встала из пепла и процветала, чтобы дети и внуки жили под мирным небом и никогда не испытали того ужаса, который бывший узник увидел своими совсем юными глазами…
Елена ШЕВЦОВА.
Фото Василия РОГОЖНИКОВА.